«Я был озлобленным толстым пацаном-астматиком. Но потом у меня появился велосипед...». Райан Смолко рассказывает, как велосипед не раз ему помогал.
С утра 7 мая 2010 года, в день старта Национального университетского чемпионата по шоссейному велоспорту, лил проливной дождь, а температура опустилась до +2ºС. Когда начался даунхилл на скорости 55 миль в час (88,4 км/ч), я чуть было не подал сигнал машине техпомощи, потому что думал: у меня разболталась рулевая колонка, но это просто я сам так дрожал, что руль затрясся. Многие ребята быстро вышли из игры из-за отвратительной погоды.
К этому моменту моему любимому Cannondale CAAD8 R5000 было почти шесть лет. Он проехал около 40 000 миль (больше 64 000 км), краска на раме пузырилась, на одном из нижних перьев была вмятина. Я довольно удачно ездил в квалификационных гонках, но никогда не думал, что могу соревноваться на национальном уровне. В этот велосипед я верил самозабвенно, а вот до него в моей жизни было так много всего, на что я не мог влиять.
Я вовсе не был спортивным ребенком. Я был астматиком, маленьким пухлым шаром для боулинга. Я жил с бабушкой и дедушкой, потому что моя мама родила меня, когда была очень молодой, и совершенно не понимала, что значит быть мамой. Кто мой отец, не имею понятия. В 7 лет бабушка и дедушка спросили, хочу ли я жить с ними? Я без колебаний согласился.
С моим дедом мы были не разлей вода. Однажды, когда мне было 14 лет, и мы вместе с ним путешествовали, на заправке я увидел журнал для велосипедистов с Лэнсом Армстронгом на обложке. Дедушка купил его для меня, и с этого момента я только и думал, что о езде на велосипеде. Это выглядело так круто! Тем летом я стриг газоны, накопил денег и купил горный велосипед. Я впервые принял участие в гонках и с треском проиграл, притащился последним. И все равно я любил велосипед. Мой вес начал таять. Думаю, я потерял килограммов 18 за то лето. Я замечал, как улучшалось мое здоровье от езды, и с еще большим азартом продолжал ездить.
Слева направо: мы с дедом друзья; я финишировал последним в своей первой гонке; я потерял 18 кг и стал быстрее; дедушка и я в день окончания магистратуры в 2012.
Следующим шагом стал шоссейный велосипед GT, который тогда был слишком велик для меня. Но я стал участвовать с ним в местных квалификационных велогонках по шоссе. Сначала получал в основном свистки от судей, но не сдавался и к следующему лету входил в десятку и в пятерку лучших в гонках категории 4. Надо сказать, я был в невыгодном положении на своем 11-килограммовом байке с Shimano RSX.
Я продолжал стричь газоны, каждую неделю получал 30 долларов, ходил в местный веломагазин и покупал что-нибудь: цепь, новую обмотку для руля... Дедушка и бабушка сходили с ума от того, что я «транжирил деньги», чтобы обновить компоненты велосипеда. Они усердно трудились (дедушка был электриком, бабушка — администратором в стоматологическом кабинете) и не могли позволить себе тратить деньги впустую. Когда я в третьем классе захотел играть на музыкальном инструменте, бабушка посмотрела на цены и вздохнула: «Это безумие — 300 баксов! Ты можешь бесплатно играть в мяч». Еще помню, как она говорила: «Мы всегда следили за тем, чтобы у наших детей была обувь». Им приходилось экономить.
Осенью перед моим первым семестром в колледже я мечтал купить отличный шоссер Cannondale. В то время бренд делал свои велосипеды в Бедфорде, в часе езды от Университета штата Пенсильвания, куда я поступил. Я хотел что-нибудь из серии CAAD8. Это были рабочие лошадки. Их можно было увидеть у тех элитных гонщиков, которые приобретали велосипеды на собственные средства.
Я посматривал на байки этой серии уровня 105 или Ultegra. Денег у меня было мало. Но я показал дедушке и бабушке CAAD8 R5000 с Shimano Dura-Ace и сказал: «Он именно то, что мне нужно, но слишком дорогой». А потом они купили его! Я был в шоке. Бабушка сказала, что они никогда не видели меня в таком восторге, и для них важно, что езда помогает мне поддерживать здоровье.
Этот велосипед был самым лучшим из того, что у меня когда-либо было. Он был офигенный: глянцевая черно-серая окраска... И он был очень быстрым. Мой GT на определенной скорости просто пасовал. CAAD8 был настоящей ракетой и будто сам толкал меня вперед. На нем я чувствовал себя победителем гонок. Я мог бы быть в пелотоне.
Езда на велосипеде делала меня не только физически здоровым, она также помогала мне решать психологические и эмоциональные проблемы. Я был зол, потому что моя мама дважды предала меня. Первый раз в 7 лет, когда отдала меня бабушке и дедушке. А второй — когда пришла пора платить за колледж. В то время моя мать была хорошо обеспечена, разъезжала на шикарной машине. Но когда бабушка и дедушка спросили: «Ты собираешься платить за образование своего сына?», она ответила, что ничего не даст. У нее с моим отчимом были другие дети, и она совершенно не желала общаться со мной.
Я направил свой гнев, разочарование и обиду в мои поездки. Я тренировался как сумасшедший. Я отправлялся на веломарофоны со сверхдлинными дистанциями ради снижения веса. Я выходил за пределы того, на что, казалось бы, способно тело, пока не забывал обо всем. Мои друзья называли это «атаками Смолко». Я даже не пытался получить какие-то результаты, просто доводил себя до того, чтобы ничего не чувствовать. Было ли это вредно для здоровья? Наверняка.
Но мой велосипед помог, когда мне это было нужно больше всего: я присоединился к команде велосипедистов штата Пенсильвания, я нашел свое племя! Я был одиночкой большую часть своей жизни, но в этой команде понял, что значит возможность опираться на людей и по-настоящему дружить. Мы рассчитывали друг на друга, помогали друг другу и вместе веселились. Никогда не испытывал такого раньше.
Ситуация вновь стала невеселой, когда я закончил учебу. Это был пик застоя, не было работы, особенно для человека с образованием историка. В глубине души у меня было ощущение, что я потерпел поражение. Я был в депрессии, но знал, что делать: ездил на своем CAAD8.
И он снова мне помог. Через несколько месяцев после окончания учебы я катался со своей подругой Джори Уолмсли, которая работала консультантом приемной комиссии в университете Куцтауна. Я всегда думал, что работа в высшем образовании звучит круто, но не знал, как ее получить. Джори рассказала мне о магистратуре и о программе помощи, на которую можно подать заявку. Мне пришлось бы заплатить за первый год обучения, но я потом я мог бы работать в приемной комиссии и посещать занятия бесплатно. Поэтому я начал ходить на вечерние занятия, работая днем на фармацевтической упаковочной фабрике, чтобы платить за учебу. Это была физическая работа: поднимать по лестнице бочку с 30 тысячами таблеток NyQuil и бросать их в большие воронки, которые распределяли их по отдельным пакетам. Такая жизнь мне не нравилась.
Первый семестр был трудным, но одним из преимуществ обучения в магистратуре была возможность участвовать в национальных шоссейных велогонках. Я просиживал задницу на занятиях, а потом тратил все свободное от учебы и работы время на велосипед. Все сложилось как надо: я получил должность ассистента, и за две недели до национальных гонок вышел в топ-10 в региональной гонке. Затем я проснулся в тот холодный, дождливый день...
На первом из восьми кругов — 10 миль (16 км) с высоким подъемом и крутым спуском посередине — три профи сошли с дистанции. Я отставал в каждом круге на подъеме, но нагонял в даунхилле, и каждый раз группа становилась все меньше.
Никогда не думал, что могу с кем-то конкурировать на национальном уровне, но в этой гонке стартовала сотня парней, а к концу их осталось меньше 30. На финальном восхождении мои ноги просто криком кричали, а руки свело. Но я держался, глядя на свой велосипед, и думал: «Да, мне следовало оказаться здесь сейчас».
